Публикуется с разрешения автора: Овсяникова Никиты Гордеевича (доктор биологических наук, зоолог, Почётный полярник России, Эксперт по крупным хищникам и поведению животных, Член Международной комиссии по ООПТ МСОП)
Идея о том, что психологический онтогенез человека повторяет психологический филогенез человечества, высказывалась разными учеными еще в конце 19 века. По крайней мере в отношении эволюции и онтогенеза человеческой страсти к охоте, эта закономерность прослеживается вполне отчетливо.
Первый раз я обратил внимание на психологический тип трофейного охотника, когда во время посещения Монголии, мой друг, монгольский охотовед, показал журнал о трофейной охоте. На одной из страниц журнала была фотография, запечатлевшая результат охоты на бурого медведя. На земле лежал убитый самец бурого медведя, анфас к объективу. Его глаза были закрыты. Это был огромный красивый зверь, проживший долгую медвежью жизнь, его лицо выглядело спокойным и мудрым. А рядом с ним, напыжившись от чувства собственного превосходства, держа в руке вертикально карабин крупного калибра, который по размеру был едва не выше фигурки державшего его, сидело Ничтожество – маленький, напыжившийся от чванства американец, самец вида Homo sapiens. Контраст образов этих двух существ на фотографии – убитого из мощного карабина мудрого медведя, и мелкого, распираемого самодовольством человека-охотника был разительным. Бросалась в глаза этология этого американца – выражение его лица: самоутверждение, из-под которого сквозила самцовая ущербность, нуждающаяся в психологической компенсации.
Я знаю что такое охота и какие чувства испытывает в этом процессе человек-охотник – интерес, эмоции во время поиска и скрадывания добычи. Я увлекался охотой, в молодости, с того времени, когда был еще подростком. Многие из моих друзей увлекались охотой в молодости. По мере взросления, в ходе психологического и культурного онтогенеза эта увлечённость постепенно сменялась разочарованием и стыдом за то, что мы, люди, так цинично пользуемся своим технологическим превосходством над дикими животными, лишая их жизни, ради удовлетворения своей страсти к этому развлечению.
Среди моих друзей и хороших знакомых много зоологов и биологов-охотоведов – людей с большим профессиональным опытом полевой работы в экспедициях, жизни в лесу, тундре, в разных диких природных ландшафтах. Многие из них на определенных этапах жизни прошли через увлечение охотой. То, что я здесь обсуждаю, основано не только на собственном опыте и самонаблюдении, но и на опыте, жизненной позиции и размышлениях о жизни этих многих людей, которые осознанно прошли свой путь психологического и культурного развития личности, и делились своими размышлениями и оценками. В отношении охоты, этот путь у большинства из тех охотников, кого я хорошо знаю, был сходным и вот каким.Я здесь не говорю об охоте, необходимой для жизнеобеспечения, или о промысловой охоте. Это другая сфера деятельности. Я здесь говорю о спортивной и трофейной охоте.
Интерес и даже страсть к охоте проявлялась у всех нас в молодом возрасте. Это вполне соответствует психологическому архетипу первобытного человека-охотника, точнее – охотника-собирателя, которыми наши предки были биологически. По мере развития человечества, менялся и психологический архетип. Развитие технологий обеспечения себя пищей, обусловило переход к избыточному производству продуктов питания, что в свою очередь привело не только к социальной стратификации общества, но и к изменению психологического архетипа.
Страсть к охоте перестала быть биологической необходимостью, и стала социальным атрибутом — статусным признаком и средством развлечения. Охота для технологически продвинутой части человечества превратилась из жизнеобеспечения в спорт и демонстрацию социального статуса – ярмарку тщеславия.
Страсть к охоте в подростковом возрасте, у кого она проявляется, связана с еще инфантильным психологическим статусом. Она может вообще не проявляться и в молодом возрасте, если у людей есть другие мотивационные и культурно-этические приоритеты. Совершенно такое же смещение мотивационной основы увлечения охотой мы наблюдаем и в индивидуальном психологическом развитии личности современного человека.
Но когда она проявляется в молодости, эта страсть по мере развития личности (онтогенеза) угасает, и это нормальное развитие. Это естественно для тех, кто живет задумываясь над смыслом и значением жизни, своей ролью в этом мире; кто имеет этические и моральные ориентиры, и чувство ответственности за мир и природу вокруг нас.
Те же, у кого эта страсть не проходит, не сменяется благоговением перед жизнью и чувством ответственности за то, чтобы не убивать беззащитных против нашей продвинутой технологии, а защищать их, остаются в стадии неразвитого психологического архетипа. Остаются психологически инфантильными, взрослея физиологически.
Но инфантильность страсти к охоте в более зрелом возраста, это только одна сторона психологического типа современного спортивного охотника. Есть и другая. Это — потребность в компенсации собственной психологической само-недостаточности, самцовой ущербности, которая свербит у того, кто этим страдает, и требует компенсации. Для компенсации им нужно почувствовать себя «настоящим мужчиной», первобытным охотником, реальным самцом (не зависимо от пола конкретной личности). Эта мотивация особенно характерна, типична для увлеченных трофейной охотой. Она хорошо прослеживается этологически – по выражению лиц трофейных охотников, когда они фотографируются, позируя около убитых ими прекрасных животных – лучших представителей своего вида. Мелкие экземпляры не годятся для того, чтобы бахвалиться перед другими, для этого нужны самые крупные.
В современном мире, при нашем уровне технологической продвинутости и всемирной пространственной экспансии, такая охота порочна. Подумайте вот о чем. Первобытный человек был охотником-собирателем. Таким же, как другие крупные хищники. Изобретя дистантные орудия охоты (позволявшие убивать жертву не при непосредственном контакте, а на дистанции – копья, лук-стрелы, метательные приспособления) наш вид стал супер-хищником. Ни один другой крупный хищник не может убивать жертву без прямого контакта с ней.
Изобретя огнестрельное оружие (порох и оборудование для стрельбы), человек превратился из биологического охотника в терминатора.
Наконец, создав современные технологии (транспортные, навигационные, связи, локационные) и объединив их с огнестрельным оружием, человек стал супер-терминатором.
Дикие животные теперь не имеют никаких средств защититься и противостоять этому супер-терминатору. Они полностью беззащитны перед современным человеком, который может найти их и убить в любом месте и в любое время, если захочет.
Страсть к спортивной и, тем более к трофейной охоте, при таком соотношении сил – глубоко порочна.
Сильный стремится защищать беззащитного! Подлый пользуется своим превосходством, для удовлетворения своей порочной страсти!
Кем быть в этом мире, каждый из нас решает сам для себя. Перед высшим судом морали и истории в конце пути предстают все.
Животные не могут защитить себя от людей сами, но мы можем делать это для них!
