Лежа в уютной дорогой кровати, Е. пыталась перевернуться на бок и хоть краем глаза взглянуть по сторонам. Простое движение давалось титаническими усилиями и столь знакомое тело, отшлифованное спортом и салонами, мертвым грузом припало к постели. Нервно тикала секундная стрелка массивных раритетных часов, мягко шуршал прохладный кондиционер, на кухне огромной пятикомнатной квартиры в элитном районе вскипал чайник — заботливая сиделка решила перекусить. Редкие разрозненные звуки пустого дома напоминали о прошлом и о том, что жизни больше нет. На тумбочке у кровати стояла фотография единственного сына. Е. старалась перевернуться, прикладывая всю энергию, чтобы увидеть любимое лицо. Когда же он приходил? Вчера? Неделю назад? Зашел, виновато улыбнулся со словами «ну как ты? все будет хорошо!» и удалился так поспешно, хотя Е. даже не успела потрогать его за лицо. Да и как же взять, когда парализованная половина тела как строгий надсмотрщик дальше камеры пройти не дает.
При мыслях о сыне Е. застонала. Столько вложено в него, такое образование, такие деньги, а он к матери зайти не может! Стыд и обида захлестнули, неживое тело вдруг наполнилось злостью. Что же люди скажут – коллеги, знакомые? Размягченный от инсульта мозг постепенно восстанавливал хронологию судьбы, от приходивших на ум осознаний становилось душно. Е. показалось, что она завыла, забилась в конвульсиях и разорвала нелепую смирительную своей обездвиженности. Сиделка все же заволновалась, оторвалась от чая, чтобы проверить внезапно заерзавшую подопечную. Та лежала в прежней позе и вяло шевелила губами. Что еще ждать от человека после удара – типичная картина инсультного больного. Сиделка вернулась к чаепитию и не заметила, как во вверенном ей теле ожили воспоминания, прорвавшись во взгляде через заплывшие от отека глаза.
Е. росла сорванцом. Играла в казаки-разбойники и не без примеси детского кокетства шпаной своей управляла. Родители баловали — так, по крайней мере, казалось. Окруженная дорогой одеждой, культом образования и спорта, она интуитивно ощущала, что давно уже стала пластырем для треснувших отношений семьи. Разорванная любовь родителей маскировалась вниманием к отметкам и медалям дочери, а пустота невольно заполнялась торжественными и показными приемами для обильной богатой родни. Участие близких как будто ей льстило, но разве ж успех определяет любовь? Она не знала, и зависть к подругам, которых хвалят за просто так, да тоска по обычным материнским объятиям со временем, но растворились на временном пути. Когда в семье родился брат, когда Е. неоднократно побывала с отцом и его любовницей на дорогих курортах, тогда и пришло вдруг осознание того, что личность можно купить — отсутствие внимания в семье и ложные ценности любви наконец-то взяли свое. Её уже не интересовали игры во дворе, а глупые нежности от мам одноклассниц вызывали презрение. Е. поступила в престижный ВУЗ, не без труда обнаружив себя в потоке бизнеса, соперничества и перестройки.
Она талантливо проводила переговоры и с легкостью получала задуманное, конкурируя со стаей не менее успешных мужчин. Е. заулыбалась несимметричной улыбкой: родители ведь ей гордились, но как хорошо, что сейчас их нет. Она со стыдом вдруг вспомнила, как совсем еще ребенком в компании деревенских парней украла бессмысленный неработающий радиоприемник у соседского деда. Убегая, оглянувшись назад, она схлестнулась взглядом с несчастным стариком, застывшим у окна, который плакал от бессилия, понимая, что детей ему не догнать. За пожилого мужчину ужалила обида — время вспять не повернуть, перед дедом извиниться никак, а жизнь её так строго наказала. Да и вряд ли плакал он над ненужным барахлом — беспомощность ведь очень постыдна. Е. понимала его как никогда.
И личная жизнь не баловала. Стенания подруг раздражали, эмоции других казались игрой, да и не очень-то она в них хотела разбираться. Но пунктик проставила и все же вышла за брендового сына влиятельных друзей семьи, родив ему двоих детей. Е. со злостью подумала о девочках-дочерях. С детства они были чужими: и к матери особо не тянулись, и чаще улыбались няне, к учебе интереса не проявляли. А дальше – хуже. Старшая в 17 лет сбежала с каким-то деревенщиной, живет в хрущевке и воспитывает младенца вне брака. От денег матери отказывается – и есть ли глубже дно? Какие-то надежды подавала младшая, но и она подвела и выбрала профессию фотографа, наплевав на дело семьи. Ох, позор, позор, друзьям и не расскажешь! Темы про дочерей раздражали, и Е., перетерпев очередной лекарственный укол, мыслями вернулась к мужу.
Уже к бывшему. Его уход она почти и не заметила, хотя впервые закололо сердце. К врачам Е. не ходила, считая, что работа – лучшее лекарство, а болезни все от лени. И в чувствах Е. не копалась; воспоминания о любовницах отца не сплетались с изменами мужа. Сейчас он где-то в Европе с очередной молодой женой и младшая дочка тоже с ними. Е. поморщилась, но разум вытолкнул чуждые ей мысли. Вольному воля, удерживать других она не собиралась.
Другое дело – муж настоящий. Е. по-своему его даже любила, но все же презирала. Он был «диванным», «простым», зато своим. Сегодня Е. его не хватало, и впервые в жизни она ощутила животный страх: муж оказался неподвластным. Давно он жил на даче, как ей казалось, один, зато исправно ездил домой по первому зову жены. Семейная жизнь на расстоянии Е. устраивала наверно даже сейчас, и нечего ему прикасаться к обезображенному телу жены, а говорить им не о чем совсем. Продолжившая чаепитие сиделка отзвонилась на хозяйскую дачу, и чуткий муж, обсудив по телефону дела, вернулся к объятиям соседской вдовы.
Дочери, мужья — это все пустое. Е. не хотелось тратить силы на бессмысленный анализ неблизких сердцу людей. Семья её раздражала пассивностью и явной неспособностью к активному труду. Но вот сын… Е. снова застонала. В него ведь столько вложено и сил, и денег, и любви – к чему все это привело? По-настоящему Е. плакала лишь раз, в роддоме, когда беспомощный мелкий комочек впервые прильнул к её немолодой материнской груди. Е. сына любила до безумия и баловала. Казалось, что вот он наследник, опора и успех. Дорогие вещи, репетиторы, поездки, подарки – Е. на сыне не скупилась и радовалась его нередким успехам в учебе, не без гордыни рассказывая о них коллегам и друзьям. Тогда уже сердце побаливало часто, но ослепленная работой и надеждами на сына, Е. игнорировала советы врачей. Она спала всего по несколько часов, пахала как вол и редкие уколы в сердце глушила колоссальными нагрузками, да тратами энергии на разрозненных детей.
Когда Е. узнала, что единственный сын уже полгода как бросил учебу, когда, наконец, поняла, что ложь для выдаивания денег у матери — единственная форма его существования, то мир накоренился не сразу. Она пыталась осознать произошедшее, понять его, чтобы простить. Она старалась убедить его вернуться к занятиям и отказаться от клубов, тусовок и наркоты, обещав за это награду. В беспомощных долгих метаниях Е. наконец-то ощутила, как время безнадежно ушло, и сына уже не вернуть. Внезапно наступила пустота. В тот день Е. проснулась поздно и пропустила важные для дела переговоры — работать не хотелось совсем. Она заварила обильный кофе, выкурила крепкую сигарету (а врачи её так осуждали) и с нелепой перекошенной улыбкой внезапно завалилась на ковер.
Секундная стрелка отстреливала долгие мгновения и Е. с ужасом ощущала, как неподконтрольное ей время утекает сквозь застывшие в параличе пальцы. Совсем не хотелось жить. Зачем? Куда? Ради кого? Е. попыталась пошевелиться, чтобы самой дойти до туалета. Зависимость казалась дикой. Сиделка быстро поняла желания Е. и привычным жестом опытной медсестры сменила пациентке подгузник, так и не заметив, как намокли глаза этой гордой женщины, которая за пару коротких часов прожила столь насыщенную и полную, но уже бессмысленную жизнь.
Автор: Татьяна Поддубная
