Он привык жить один.
В одиночку стоять под душем, напевая что-то из «Кота Леопольда», а потом вытираться и бросать полотенце где попало. Сорить сухариками. Всюду оставлять свет. Складировать грязные чашки до лучших времен. Читать на ночь настольную книгу рыболова и играть с собой в шахматы. Поэтому к женщинам относился настороженно. С опаской. Они с ходу ломали ритм его жизни. Коверкали привычки, вносили хаос и суету. Принимались готовить сложные блюда, гремели ведрами, распыляли «мистер мускул» и отбеливали полотенца. Разбирали кладовку, меняли занавески, перебирали пух в подушках и проветривали его старые одеяла. Находили в ящиках чужие резинки для волос и обиженно дули губы. Названивали маме и выспрашивали, что Мишутка ел в детстве и как готовить его любимое соте.
Они делали слишком много движений. Усложняли, напрягали вопросами, требовали развёрнутых ответов, выступали с идеями перестановок, ремонтов, модных архитектурных решений и далеко идущих планов. Стелили скатерти в стиле «прованс» и усаживали в кресла мишек Тедди. Расставляли рамки со своими детскими фотографиями. Кремы для пяток и локтей. Кактусы. Слиперы. Ограничители для дверей в виде синтепоновых котов.
Михаил злился. Рычал диким зверем и просил оставить его в покое. Девушки обижались. Обзывали неблагодарным и швырялись ключами. Визжали, собирая свои чулки, и демонстративно вызывали такси. Он крестился и продолжал жить своей выверенной жизнью. Жарить пельмени, играть в шахматы, разбрасывать полотенца. Строить в мойке трехэтажные посудные конструкции и коллекционировать мормышки. Слушать свою тишину, смотреть свои сны и чтить свои традиции.
В одну из компаний, в которой долгое время работала, пришла новая директор по развитию. С первого дня сломала нашу тактику и стратегию, перечеркнула успехи и стала требовать ходить задом наперед. Урезала наш пятнадцатиминутный обед, выключила для экономии свет и продлила рабочий день на два часа. Мы ее выжили ровно через неделю.
Знакомая часто жалуется на свою маму. Зовет Степаном Плюшкиным и высмеивает хранящийся чемодан образца 1930 года. Пытается выбросить ее просроченные флаконы с лекарствами, разобрать чулан со своими детскими сандаликами и сжечь труды Энгельса. Мама плачет и ложится грудью на амбразуру, отстаивая даже катушку ниток и ампулу помутневшего нашатырного спирта.
В каждом доме своя музыка, басовые ключи и своя история. Свои шорохи, кофе и лестница в подъезде. Законы, кодексы и правила. Специи. Сумерки, скорость сквозняков, скрип дверей и рецепт оливье. Свой шарм и свое безвкусие.
В чужой монастырь со своими псалмами не ходят. В чужой стране не читают вслух свой личный «отче наш».
© Ирина Говоруха
