Помните, во многих отечественных и западных фильмах бывают эпизоды о парнях, вернувшихся с войны? Они просыпаются в ужасе с криками посреди ночи, после сна с разрывающимися бомбами и ранеными товарищами. Несколько дней назад моя подруга вспомнила давнюю историю о своем 20 летнем сыне, который вернулся в свое время из Афганистана. Его, милого и улыбчивого когда-то, она после возвращения не узнала. К ней приехал совсем другой человек. И, что самое страшное, она, мать, ему никак помочь не могла.
В один из дней этот парень проходил мимо многоэтажного дома и увидел человека, сидящего на крыше и свесившего ноги. Приобретенный навык на войне — мгновенная реакция. И вот сын подруги уже на крыше перед закрытой дверью, где сидел человек. Что делать? Человек услышал шаги и крикнул не подходить, не мешать, потому что он решил окончательно покончить с жизнью.
Сын моей подруги стал просто говорить. Не разубеждать, не просить слезть с крыши. Он просто начал рассказывать о войне — о том, что пережил, что видел. О погибших друзьях, о бомбах, о сломанных жизнях.
Он говорил, говорил, прислонившись спиной к той двери. И не почувствовал, как под тяжестью его спины, она поддалась и открылась. Тот мужчина сел рядом, обнял его и так они просидели долго-долго. Уже молча. Оба выздоровели тогда. Две жизни были сохранены. В тот день они побороли сомнения по поводу самосохранения.
А для закрепления результата сын моей подруги через два дня устроился на работу в младшую группу детского сада. И такая двухмесячная реабилитация помогла ему окончательно почувствовать жажду к жизни. Жажду для продолжения жизни на земле. Жажду спасения во имя жизни на земле.
«Человек всегда имеет возможность формировать свою будущую судьбу и доподлинно знать, что он может жить и дальше, если только пожелает..»
( Книга «Чаша Востока»).
